Воспоминания об АМО
Личные воспоминания Григория Николаевича Листа о работе в конструкторском бюро Московского автозавода АМО в 1925–1930 гг., записанные в 1978 году.
Вместо предисловия
В середине декабря 1978 г. работники ЗИЛа, бывшие мои сослуживцы, устроили мне поездку на этот завод, на котором я проработал 13 с половиной лет и который покинул против своей воли более 40 лет тому назад. Свидание с А.П. Зигелем, Г.Г. Михайловым, А.В. Сетрановым и Г.А. Феста вернули меня в атмосферу давно прошедшего, теперь любимого времени, а посещение старых и новых цехов завода доставило много радости. Кто из немолодых людей не мечтает временно вернуться в прошлое или перенестись в недосягаемое будущее.
Во время посещения конструкторского отдела ко мне с просьбой написать свои воспоминания о первых годах работы завода АМО обратился Юрий Николаевич Мрост. Хотя я тогда воздержался дать обещание, но впоследствии многократно пережитое чувство глубокой благодарности за посещение завода побудило меня исполнить эту просьбу. Григорий Николаевич Лист (1904–1994 гг.)
Внук известного российского промышленника Густава Листа, основателя и владельца двух московских заводов («Борец» и «Компрессор»). Работал на заводе АМО конструктором по автомобильным трансмиссиям с 1925 по 1938 г., когда и был арестован органами НКВД. В 1930-е годы Г.Н. Листа приглашали в НАМИ для работы по усовершенствованию легкового автомобиля НАМИ (вместе с К.А. Шараповым, впоследствии тоже был арестован).
После ареста Г.Н. Листа направили в ОКБ, в так называемую «шарашку» (спецтюрьма НКВД в Тушино). Здесь руководил группой по разработке редукторов к подводным лодкам. Спроектировал воздушно-реактивный двигатель-ускоритель для самолетов (по теории Б.С. Стечкина, будущего академика). Вместе с ним создал осевой нагнетатель. Участвовал в создании авиационного дизеля АЧ-30Б конструкции А.Д. Чаромского, применённого А.Н. Туполевым в начале Великой Отечественной войны на бомбардировщике ТБ-7.
О работе завода я написал в виде личных воспоминаний, так как в этой форме мне было легче вернуться к тому, что происходило более 50 лет тому назад. Надеюсь, это не помешает историографам завода извлечь нужные сведения. В процессе изложения я невольно пережил приятное ощущение тогдашней беззаботности, которая теперь давно утрачена, а с другой стороны, меня одолевали страхи и сомнения, что я упустил что-либо важное или перепутал фамилии, отчества. Большие события в собственной жизни, тяжёлые болезни, работа на других мощных производствах да послужат мне оправданием в случае каких-либо ошибок и упущений в изложении или нагромождения ненужных подробностей.
Г. Лист, 1978 г.
Перспективный интерес
До момента поступления на завод АМО я был уже достаточно наслышан о нём и сколько-то подготовлен к работе в области автостроения. Мой отец инженер был много лет представителем автомобильной фирмы Benz в России, и я постоянно слышал разговоры о гонках, пробегах, о различных фирмах и конструкциях, бывал на автомобильных выставках. В период 1913–1915 гг. учителем английского языка у меня был приехавший в Россию учиться русскому языку англичанин, работавший до этого на бельгийских и английских автомобильных заводах. В 13 лет я научился водить имевшийся у нас в собственности 8-сильный автомобиль, не взятый на войну ввиду своей малосильности.
Помню, как к середине Первой мировой войны в Москве появились быстроходные (по тому времени) 1,5-тонные грузовые автомобили FIAT 15 ter. Это были первые грузовые машины на пневматических шинах, с карданной, а не с цепной передачей и что мне, мальчишке, особенно импонировало, они имели металлические дисковые колёса. Машины также привлекали внимание характерным гудением, издаваемым задним мостом. Этот тональный звук в дальнейшем унаследовали машины АМО Ф-15, бывшие почти точной их копией.
«Дикий ремонт» автомобилей на 1 ГАЗ АМО в 1922–1923 гг.
Начиная с осени 1919 г., я служил в автоотделе Главного военно-инженерного управления, далее в 1-й Запасной автомотороте, в Военно-спортивном водном центре, где имелись моторные лодки, и сам был последовательно владельцем нескольких мотоциклов, включая и двух 4-цилиндровых, которые отремонтировал в 1922–1924 гг. Почти все мои друзья тогда были водителями. Одно время я подрабатывал, участвуя с ними в ремонте автомобилей.
Об АМО у меня имелись сведения, что на нём ремонтируют автомобили, а на одной экспозиции (кажется, на Сельхозвыставке 1923–1924 гг.) я видел блок и картер двигателя Ф-15, отлитые на заводе.
К моменту моего поступления на завод осенью 1925 г. на АМО уже были построены первые машины, участвовавшие в параде на Красной площади в 1924 г. и в пробеге Москва–Ленинград–Москва. На заводе шла сборка первой сотни автомобилей.
Первое знакомство
Моё поступление на завод произошло следующим образом. Отец, занимавший тогда должность технического директора Машинотреста, дал мне письмо к В.И. Ципулину, исполнявшему должность главного инженера завода. Я доехал на трамвае до Крестьянской заставы, там пересел на «челнок» – трамвай без прицепа, ходивший к заводам «Динамо», АМО и «Парострой». Путешествие мне показалось длинным, хотя Москва в то время была несравненно меньше.
«Автокладбище» – склад пришедших в негодность автомобилей для последующего восстановительного ремонта
На проходной мне пришлось иметь дело с Семеном Ивановичем, единственным вахтером и одновременно табельщиком. Здание проходной было маленьким – одноэтажным. Рядом двери, через которые входили и выходили рабочие. Здание заводоуправления недостроенное. В нём размещались дирекция, бухгалтерия и металлургическая лаборатория. Песчаный двор, не замощённый, пересекала железнодорожная ветка, кончавшаяся у литейного цеха. Наличие железнодорожных путей мне очень импонировало – «как на настоящем заводе».
Через северную дверь в механическом корпусе я вошел в помещение, которое тогда называлось кубовой. Там действительно кипятили воду. Кубовая одновременно была проходом в механический цех. Далее, сразу налево, размещался техотдел. Здесь работали технологи и конструкторы по инструментам и производственным приспособлениям. Тут же сидело цеховое начальство и В.И. Ципулин. Владимира Ивановича на месте не оказалось, я вышел в механический цех и стал смотреть на работу.
В то время все станки работали от приводных ремней потолочной трансмиссии, тянувшейся вдоль всего цеха. Электродвигатель (кажется, 35–40 кВт) помещался в восточном конце цеха. Как я потом много раз наблюдал, он запускался через большой секторный водяной реостат. Перед пуском (утром и после обеденного перерыва) три раза били в колокол. Механосборочный цех – единственное на тот момент большое здание ЗИЛа – был меньше, чем сейчас. В дальнейшем его обстроили по периферии кругом и тем расширили. В западной части корпуса располагался цех, где собирали рамы и дорабатывали штамповки картера заднего моста. В восточной помещался инструментальный цех.
Капитально отремонтированные на АМО двигатели «Уайт» с использованием новых, отлитых на заводе блоков цилиндров
Я ранее несколько раз бывал на заводах, поэтому довольно быстро сориентировался и стал смотреть, как на одношпиндельном специальном станке рабочий шлифовал внутренние поверхности блока цилиндров. Меня поразило, как рабочий активно пользовался сжатым воздухом, которым отгонял шлифовальную пыль. Здесь же, рядом, шлифовали коленчатые валы.
Вдоволь насмотревшись, я вновь пошел к В.И. Ципулину. После короткой беседы он направил меня в конструкторский отдел к Б.Д. Страканову. Для этого надо было пересечь по диагонали весь корпус и попасть в юго-западную часть здания. На пути мне попадались полусобранные шасси автомобилей.
Страканов меня огорчил, сказав, что у него нет для меня работы. Однако телефонный звонок Ципулина определил возможную сферу моей деятельности, например, перевод и составление инструкции по уходу за автомобилем АМО Ф-15. Эту работу я себе довольно хорошо представлял, так как мне уже довелось читать пару американских инструкций к легковым автомобилям. Многостраничные и хорошо иллюстрированные инструкции были высокого уровня, там приводились толковые и полезные указания, например регулировка зацепления конических спиральных шестерён, установка зажигания и распределения, регулировка давления масла, уход за аккумулятором, электрооборудованием и т. п.
Территория 1-го Государственного автомобильного завода в середине 1920-х годов
В то время поступление на работу было связано с немалыми трудностями. Без биржи труда на работу не принимали, а биржа ставила на учёт только членов профсоюза. Членом профсоюза можно было стать только уже работая. Получался заколдованный круг. К тому же я был ещё студентом (1921–1925 гг.), и было большой удачей, что не члена профсоюза согласились принять на работу. Меня зачислили на должность младшего конструктора с окладом 135 руб. Тогда это была немалая зарплата, но с наступлением НЭПа ситуация менялась стремительно.
АМО–1925
Опишу, как в то время выглядел завод. Работало на заводе примерно 1200 человек. На восток от проходной были расположены ворота для въезда на завод, чуть поодаль шли два небольших здания кузнечного и прессового цехов. В кузнице всё было примитивным, поскольку в выпускаемых машинах использовалось мало поковок. Шатуны ковались очень грубо. Лучше ковались поворотные кулаки передних колёс и самая большая поковка – цельная передняя ось. Коленчатый вал не ковали, а высверливали из плоской плиты. В прессовом цехе изготовляли лонжероны и поперечины рамы, из которых одна или даже две были очень сложной нетехнологичной формы. Там же штамповали диски колёс и половинки картера заднего моста с толкающей трубой. Это была самая большая и сложная штамповка из толстого стального листа Т-образной формы. Заготовки вырезали автогеном. Было два гидравлических пресса: 100 т и 350–500 т, питаемых от гидроаккумулятора. Рядом со зданиями этих цехов была компрессорная и котельная с высокой заводской трубой.
Установка капитально отремонтированного двигателя на раму
С другого торца механосборочого цеха несколько на юго-запад стоял кузовной корпус. Его начальником был Иван Фёдорович Герман, в прошлом не то архитектор, не то художник. Весь кузов АМО Ф-15 был деревянным, но в кузовном цехе выкраивали из листа примитивные передние крылья, а из латунных деталей паяли радиатор машины. Окраска машин производилась кистями: краскораспылителей на заводе не использовали.
Рядом или в том же корпусе кузовного цеха размещалась столовая. Обеды стоили 25 коп. (совсем без мясного), 35 коп. (мясной суп) и 45 коп. (оба блюда мясные). Я ел за 35 коп. Сначала пообедать не представляло труда, но в дальнейшем, по мере роста завода, это превратилось в проблему.
С южной стороны механосборочного цеха была большая площадь, вся уставленная «трупами» неподдающихся ремонту и некомплектных автомобилей. В хорошую погоду, захватив из дома завтрак, мы обедали сидя на этих развалюхах: на всех грузовиках резина была срезана ножами, и я слышал истории, как мучились, когда её срезали, пока не догадались, что резать резину нужно в мокром виде. (Из срезанных грузолент делали подмётки для ботинок. – Прим. ред.)
Ещё дальше на юг стояло отдельно небольшое здание, предназначавшееся для изготовления магнето, но оно не работало, и я там никогда не бывал.
Прямо на запад от механосборочного цеха стояло небольшое здание рессорного цеха. Начальником в нём был Павел Васильевич Мохов, бывший кузнец, владелец малого заводика экипажных рессор. Про него ходили слухи, что перед закалкой партии рессор он удалял всех от закалочной ванны и всыпал в неё небольшой порошок с ему одному известным секретным составом, якобы для улучшения качества, а вероятнее всего, для повышения своего престижа.
Собрано первое шасси АМО Ф-15, 1924 г.
На севере почти в линию со зданием заводоуправления, которое тоже оказывалось с северной стороны механосборочного корпуса, помещался литейный цех. Начальником там был мастер-практик Конужихин. В литейном цехе размещалась вагранка для чугунных отливок. Там же отливали алюминиевые картеры двигателя, коробки скоростей и немногочисленные бронзовые заготовки. Перед литейным цехом стоял магнитный подъёмный кран, подвешенный на монорельсе. Он служил для разгрузки металла, идущего в литейный цех. Большинство же транспортных внутризаводских перевозок осуществлялось на лошадях.
Ещё несколько слов об участках, расположенных внутри механосборочного корпуса. Инструментальный цех – сравнительно большой участок. Это легко объяснить, учитывая, что завод сам себя снабжал инструментом, а также потому, что подавляющее большинство станков универсальные, т. е. требующие во многих случаях дополнительных производственных приспособлений, которые тут же и изготовляли.
Большой участок южной площади механосборочного цеха занимала сборка моторов, трансмиссии и шасси. Руководил здесь Иосиф Иванович Виттенберг, его помощником был Королёв.
Вдоль южной стены механосборочного цеха на запад шли помещения испытаний готовых двигателей и отдела испытателей готовых автомобилей под руководством Сергея Филипповича Кабелевского и его помощника Александра Степановича Рупневского. Там же работал мой бывший сослуживец по ГВИУ – Лев Соломонидин. Последним по южному фасаду в западную сторону располагался конструкторский отдел. Рядом, в западном торце, помещались въездные ворота в цех.
Первый автомобиль АМО Ф-15 перед парадом 7 ноября 1924 г.
Основы конструирования
В конструкторском помещении, представлявшем зал 80–100 м2, была ещё отгороженная стеклянной перегородкой небольшая пустовавшая площадь для «главного конструктора». При мне такого «де юре» не было.
К моему поступлению административную должность начальника отдела исполнял Борис Дмитриевич Страканов. Его ближайшим соратником был Евгений Иванович Важинский. Далее шли конструктор Алексей Васильевич Муращенко, чертёжники-копировщики – Александр Илларионович Пайков и Иван Иванович Комиссаров. В то время женский труд применялся очень мало. Копировальщиц ещё не было. Даже секретарь Ципулина – Бурлаков – был мужчина.
Власов (сводный брат Пайкова) и Николай Иосифович Францев были конструкторами по кузовной части. Власов и Пайков ранее работали на Тверском заводе спальных железнодорожных вагонов. Чертёжным хозяйством, в смысле примитивным хранением и размножением калек, печатанием синек, внесением изменений ведал Виктор Александрович Чага. Никаких чертёжных устройств, кроме простых досок и рейсшин, не было. Оригиналы чертежей вычерчивались на полотняной кальке. Курьером-уборщицей была Ольга Владимировна. В помещении стояло несколько пустых столов. Один занял я, другой через некоторое время занял эмигрант Тихон Исаакович Эскин.
До меня, очевидно, уже довольно давно, был создан полный комплект русских чертежей машины АМО Ф-15. Все они были отпечатаны на синьках. Исходные итальянские чертежи в виде чёрно-белых негативов, переплетённых в альбомы, хранились в соседней большой комнате, но к ним прибегали только изредка, для справок. Там же хранился полный комплект эталонных деталей оригинального ФИАТа.
Колонна из первых десяти автомобилей АМО Ф-15 движется на Красную площадь
Русские чертежи были совершеннее зарубежных в той части, что на все посадочные размеры назначены допуски. В те годы ещё не существовала система посадок ГОСТ. А за рубежом только в Германии появилась система DIN. Не существовало определённого мнения о том, на какие ступени следует разбивать размеры, сколько каких классов точности следовало создавать и пропорционально какому показателю степени увеличивать абсолютные величины допусков (в зависимости от номинального размера).
Систему посадок для АМО Ф-15 разработал Е.И. Важинский, и она была сродни ГОСТу и DIN. Чертежи в Бюро и в цехах были наклеены на фанеру и сверху покрывались прозрачным лаком. Такие же фанеры со сводкой допусков имелись всюду.
Здесь же делали чертежи грузового автомобиля для Ярославского автозавода.
Тихая жизнь
Ходили слухи, что Б.Д. Страканов ежедневно ходил на завод от теперешней площади Маяковского, или как одного из инженеров, как ненадёжного бывшего офицера, приводили на работу под конвоем из какого-то ближайшего лагеря.
Большинство же моих коллег жило в районе Таганской площади. Половина жила в доме бывшей богадельни, отданной заводу первоначально под иностранцев, эмигрантов из США, приехавших в 1921 году и попавших на завод по указу Ленина. Это было неплохое здание, но, например, Е.И. Важинский жил в узком помещении, переделанном из уборной. Бывая у него, меня всегда смущали толстые чёрные трубы, разветвлявшиеся на потолке и спускавшиеся по стене. А Чага и Пайков жили в этом же здании в нормальных комнатах. Был ещё другой дом-барак у завода на правой стороне Москвы-реки между Краснохолмским мостом и мостом у Нижних Котлов, и, чтобы попасть на завод, надо было пользоваться переездом на лодке.
Автомобили АМО Ф-15 после автопробега 1924 г. по маршруту Москва–Ленинград–Москва
Вначале жизнь в конструкторском отделе текла очень тихо. Ещё существовали религиозные двунадесятые праздники, в которые не работали, а в сумме за год это по существу составляло дополнительный 2-недельный отпуск. Вначале продолжительность рабочего дня для служащих была 6 часов. Потом 6-часовой день был предоставлен только инженерам-конструкторам, зарекомендовавшим себя творческой работой. Эта привилегия присуждалась существовавшей на заводе инженерной секцией, председателем которой был Александр Денисович Асонов. Мне помнится, что привилегия была присуждена Важинскому, Муращенко, Эскину.
С приходом на завод для меня наступили тяжёлые дни. Нужно было ездить к 7 часам утра. Вставать в 5.30. Езда на «челноке» была очень трудной, поскольку трамваев явно не хватало. По субботам все заканчивали вместе очень рано, кажется, в 13 часов. Обеденного перерыва не было.
Кого я еще помню из ранних работников на заводе? Помню в технологическом отделе инженеров Михаила Николаевича Ротерштейна. Сравнительно скоро после меня на заводе появился молодой инженер Фома Семёнович Демьянюк. Думаю, что Моисей Герасимович Борц, конструктор по штампам, тоже относится к старым работникам. На заводе ещё оставалось немало металлистов-эмигрантов из США и других стран. Помню и могу назвать А. Анущенко, А. Френкеля, Чайкова, Фильцера, Кунина, Глана, Гросса, Петрова, Навроцкого, Гдовского, датчанина или голландца Пируяс-Варе, шведа Питерсона. Часть из них работала в технологическом секторе – конструкторами, другие в качестве инструментальщиков-универсалов. Когда я поступил на завод, то директором был Холодилин. Я с ним не встречался и совсем его не помню. И только затем появился Иван Алексеевич Лихачёв. Но о нём скажу дальше.
Автомобили АМО Ф-15 после автопробега 1924 г. перед заводскими воротами 1 ГАЗ.
Начальство АМО ещё сидело в «Автотресте», помещавшемся на ул. Кирова. Из них я несколько раз видел в конструкторском отделе Дмитрия Дмитриевича Бондарева (бывшего главного инженера АМО) и Сергея Иосифовича Макаровского. Последний, тоже поработавший на АМО, слыл требовательным специалистом, и его в конструкторском отделе побаивались.
Рассказывают, что Бондарев, работавший ещё главным инженером при Рябушинских, в начале революции был вывезен рабочими завода на тачке. Однако в Московском Совете сочли это несправедливым и написали Бондареву официальное письмо, после чего тот вернулся на завод и в автопромышленность.
Рабочие будни
Как предполагалось, первой моей работой было написание инструкции к автомобилю АМО Ф-15. Её я выполнил без особого труда. Инструкция получилась короткой, и в ней было всего 2 иллюстрации: общий вид шасси в плане и перспективный «полупрозрачный» вид двигателя, где красной печатью была показана весьма примитивная схема смазки. Перспективный прозрачный вид сделал я сам. Я был недоволен бедностью инструкции, но В.И. Ципулин остался удовлетворённым и, несмотря на трудности с бумагой и с цветной печатью, добился её издания.
Второй моей работой стал перевод серии статей, напечатанных в английском журнале Autоmоbile Engineer за 1922–1923 гг. Автором был основоположник теории подшипников качения – главный конструктор фирмы SKF – Палмгрен. Каюсь, плохо дошёл до меня текст и ценность этих статей. Думаю, что и перевёл я из-за этого плохо, но я был единственным русским, знавшим английский язык в нужной мере. А материал поучителен тем, что объяснял основы технических норм на допустимые нагрузки, о которых на заводе мало кто слышал.
Во время автопробега 1924 г.
Была ли какая-либо библиотека на заводе – не помню. В конструкторский отдел каким-то образом попадали отдельные экземпляры журналов AutomobiIe Engineer и SAE и было две иностранные книги по конструкции автомобилей: немецкая – автор НeIdt и американская – автор Нubator. Эти книги хранились у Б.Д. Страканова в столе и цитировались как библия. Во второй книге изложены подробные сведения об американском грузовом автомобиле Class B, созданном в конце Первой мировой войны.
Чтобы передать дух того времени, опишу ещё несколько отдельных случаев из жизни завода. Оперившись, завод стал выпускать не 100, а 200 машин в год, далее ещё больше. Собрали первые автобусы. Конечно, они были малыми и несовершенными. Каркасы кузовов – сплошь деревянными. Сначала изготовили 10 штук, и это считалось большим достижением. Впоследствии построили ещё легковые открытые автомашины на том же шасси АМО Ф-15. Получилось, конечно, очень грубо, но завод нуждался в средствах транспорта, а из легковых машин была только одна – директорская с водителем Василием Прохоровичем. Была, правда, но бездействовала ещё одна очень маленькая машина, принадлежавшая лично В.И. Ципулину, немецкой фирмы не то Dixi, не то Oryx. В машине требовалось заменить шестерни заднего моста. Эта работа, к которой впоследствии я был причастен, тоже оказала на меня влияние. Позднее этот автомобиль перешёл во владение к А.С. Рупневскому.
Во время автопробега 1924 г.
Инвентаризация
Немалое влияние на меня оказало следующее мероприятие. Директором был издан приказ об инвентаризации и аттестации всех производственных приспособлений и кондукторов. Председателем комиссии назначен Е.И. Важинский. Представителем от технологов – инженер Ротерштейн. А я взят в качестве технического работника. Такой оснастки было много: во-первых, потому, что большинство имевшихся станков не являлись специальными, а во-вторых, потому, что всё делалось из очень грубых заготовок, и, следовательно, всегда требовалась доработка. Когда я задумываюсь о том, откуда и когда взялась вся эта оснастка, то не мог разобраться: что было наследием от Рябушинского, а что изготовлено до и после начала пуска завода в 1923–1925 гг. И сколько ещё было сделано руками и головами эмигрантов?
Например, роторный кондуктор для обработки всех отверстий верхнего картера был введён в действие недавно. Также недавно появилось приспособление для насечки внутренней поверхности поршневых колец конструктора Пируяс-Варе, а приспособление для проверки профиля кулачковых валов – конструктора и изготовителя Кунина.
Во время автопробега 1924 г.
Каждый день мы собирались в кладовой, где хранилась та оснастка, которая была транспортабельна. Достав приспособление или кондуктор с полки и чертёж обрабатываемой детали, члены комиссии оценивали правильность выбора баз, конструкцию, возможность соблюдения требуемой точности, техническое состояние, удобство пользования и т. п. Часто вызывали мастера, контролёра и рабочего, чтобы услышать их замечания, а также конструктора оснастки, если такой был. Эта работа, как я потом понял, оказалась прекраснейшей школой для меня. Кроме огромного ценного материала, который составил из мнения опрашиваемых и мнение, высказываемое Важинским, человеком с огромным производственным опытом, я познакомился с технологическими процессами множества деталей, познакомился с людьми, работающими на этом оборудовании, со станками, с конструкторами, контролёрами. Большие приспособления (нетранспортабельные) мы осматривали на месте прямо у станков. Так я хорошо освоил чертежи АМО-Ф-15.
Автомобили АМО Ф-15 на Красной площади в Москве перед Всероссийским автопробегом 1925 г.
О Лихачёве и других
Точную дату прихода Ивана Алексеевича Лихачёва на завод не вспомню. Но если деятельность предыдущего руководства ощущалась очень слабо, то появление Лихачёва сразу дало о себе знать. Кипучая энергия, быстрое знакомство с людьми, отличная память, доступность стали оказывать всё бо’льшее влияние на жизнь завода. Он везде поспевал. Трудно по прошествии стольких лет вспомнить подробно в правильной последовательности события и называть верные даты, тем более, что события накладывались одни на другие. Первым «окном в Европу» была поездка в Германию В.И. Ципулина и, очевидно, ещё ряда лиц, вероятно, из Автотреста. Результатом оказалась закупка некоторого количества станков и даже появление нескольких иностранных наладчиков. Появились первые электрокары, и для них по песчаному, тогда более обширному, двору была проложена лента брусчатки. Взялись достраивать здание заводоуправления. Стали происходить значительные административные изменения.
Инициатором усиления цехового руководства дипломированными инженерами, конечно, был Лихачёв. Первым в его команде появился Сергей Фёдорович Горбунов – начальник литейного цеха. Далее появилась неразрывная «четвёрка»: Дмитрий Васильевич Голяев – начальник сборки, Виктор Михайлович Кован – начальник механического цеха, Виктор Герасимович Лапин – технический директор и главный механик, фамилию которого я, к сожалению, забыл. Кажется, перечёл всех первых, ибо потом было ещё много специалистов, например Василий Алексеевич Чернушевич – начальник литейного серого чугуна.
Серийные автомобили АМО Ф-15 выдвигаются от завода на встречу участников Всероссийского автопробега 1925 г.
В.И. Ципулин довольно скоро после поездки в Германию перешёл на работу в Автотрест. Может быть, в этом сыграл роль его известный антагонизм с В. Г. Лапиным. Но он ещё был на заводе, когда произошло следующее событие. В. Г. Лапин как технический директор пользовался правом самостоятельного вождения заводских и испытываемых автомашин АМО Ф-15. Однажды он и его приятель, главный механик завода, поехали в выходной день за город перевозить Лапина с дачи. Нагружённая вещами машина на обратном пути была разбита. В результате аварии В.Г. Лапин попал в больницу, а немолодой главный механик скончался. В.И. Ципулин срочно был вызван с Кавказа из отпуска для замещения Лапина. По этому инциденту И.А. Лихачёв издал суровый (по моему суждению, несправедливый) приказ, запрещающий впредь работникам завода водить заводские автомашины.
Помню другой приказ. ОТК завода стало придираться к качеству шлифовки поверхности цилиндров. Возможно, сказывался износ единственного станка. После многих безрезультатных экспериментов были выдвинуты предложения о шлифовке цилиндров с керосином. И только изданный Лихачёвым приказ остановил это опасное в пожарном отношении начинание. Задача была в последующем кардинально решена, когда из Германии получили специальный станок для чистовой доработки цилиндров.
Сборка первых серийных грузовиков АМО Ф-15, весна 1925 г.
Доработка
Возвращаюсь к жизни конструкторского отдела. Новых работ было мало. Шло обслуживание главным образом по пропуску или исправлению отклонений от требований чертежей. Велась мелкая замена материалов по экономии цветных металлов. Как уже я указывал, коленчатый вал изготовлялся из кованой плиты путём обсверливания и далее обстрагивания. Сам вал, естественно, имел топорные очертания. Для кованого вала потребовался чертёж соответственной конфигурации. Два года чудаковатый швед-иммигрант Питерсен проектировал штамп для коленчатого вала, но так и не справился с этой задачей. Только под самый конец производства АМО Ф-15 появились штампованные валы.
Появилось также импортное электрооборудование – стартеры и генераторы Бош. Надо было приспособить их к существующей конструкции автомашины. Это поручили мне. Больших изменений не допускалось. Считаю, что я с работой справился плохо. Пошёл по заранее намеченному пути, спроектировал дополнительную раму, на которой с одной стороны стоял электростартёр, на другой – генератор. Всё это крепилось к основной раме шасси примерно в плоскости маховика. По неопытности, а также из-за отсутствия смелости и конструкторской фантазии я не отдавал себе отчёт о величине взаимной деформации, которая могла иметь место в процессе эксплуатации, да ещё при тогдашних дорогах. Стартёрный венец нарезался прямо из «мяса» стальной отливки маховика. Место было плохо защищено от грязи. Требовались радикальные методы по улучшению конструкции машины, заимствованной у FIAT в 1916 году, а в конструкторском отделе считалось, что изменения, затрагивающие основные отливки и оснастку, производить не следует.
Автомобили АМО Ф-15 на Красной площади перед встречей участников Всероссийского автопробега 1925 г.
Охлаждение радиатора АМО Ф-15 производилось при помощи крыльев-спиц на литом маховике. Это требовало уплотнения маховика по всей периферии, сплошных кожухов снизу от радиатора до маховика, а также плотного капота. Кожухи и уплотнение маховика мешали нормальному расположению стартёра. Привод магнето был поперечным при помощи бронзовой и стальной шестерён с винтовой нарезкой. Вначале их пазы нарезали ещё дедовским способом при помощи модульных дисковых фрез и делительной головки. Качество получалось отвратительным. Потом уже Е.И. Важинский рассчитал, как нарезать эти шестерни червячными фрезами методом обкатки. Кроме него на заводе в таких вопросах никто ничего не понимал. Само магнето соединялось с приводом жёсткой муфтой. Поэтому требовалась ручная шабровка и подгонка с точностью до 0,01 мм. Алюминиевый верхний картер двигателя имел четыре длинные лапы, доходящие до лонжеронов рамы. При той грубой точности рам тут тоже требовалась большая подгонка «по месту». Между многодисковым стальным сцеплением, смонтированным на маховике двигателя и коробкой передач, крепящейся отдельно на раме, не было никакого гибкого соединения. Все эти места трудно собирались, и к тому же вся точность терялась в процессе эксплуатации и деформаций. Е.И. Важинский только в конце жизни АМО Ф-15 сумел в этом месте внедрить промежуточный валик со стальными гибкими дисками.
АМО Ф-15 с номером «106» – победитель Всероссийского автопробега 1925 г.
За коробкой передач опять было очень трудное место. Коробка на своём конце несла единственный карданный узел, который вторым концом сидел на хвостовике приводного вала заднего моста. Всё это было укрыто шаровым колпаком: сферическое тело охватывало сам карданный механизм. Толкающее усилие заднего моста, однако, передавалось не через этот шар, а через специальную вилку, сидящую на переднем конце заднего моста, шарниры которой крепились к поперечине рамы. Все три элемента – кардан, сферические поверхности и ось вилки – должны были быть отцентрованы. Это требовало большой подготовки и едва ли было надёжным, учитывая деформации.
Подшипники качения в заднем мосту были архаичной конструкции – отдельно радиальные и отдельно упорные. Регулировка зацепления прямозубых конических шестерён заднего моста оставалась сложной, ненадёжной, и это служило причиной характерного гудения автомобилей АМО Ф-15. Кстати, к чести лиц, закупавших ещё в 1915–1916 годах оборудование для завода, тогда был приобретён, но стоял в бездействии зуборезный станок первичной модели американской фирмы Gleason Works для нарезки спиральных конических шестерён. Сборка первого автобуса на шасси АМО Ф-15, ноябрь 1925 г.
И.А. Лихачёв у первого образца легкового АМО Ф-15, осень 1927 г.
Философские темпы
Нельзя сказать, что в конструкторском отделе совсем ничего не проектировали нового. Стали появляться и новые специалисты. Но всё же проектирование велось медленно и, по выражению И.А. Лихачёва, «философскими темпами». Так, одному инженеру было поручено проектирование нового заднего моста. И хотя работал он довольно долго, но ушёл с завода так, и не довёл работу до конца.
Т.И. Эскину была поручена переделка двигателя на нормальную схему – вентилятор за радиатором. А.В. Муращенко сделал чертёж кованого коленчатого вала, а также чертежи блока цилиндров со съёмной головкой. Конструкция двигателя АМО Ф-15 оставалась архаичной – с головкой и блоком цилиндров в виде совмещённой отливки. Все эти работы не только не были экспериментально опробованы, но и не были доведены до опытных образцов.
Несколько другую судьбу имел проект заднего моста, разработанный чуть позже Е.И. Важинским. Со свойственной ему дотошностью он разрабатывал его очень тщательно, повысив грузоподъёмность автомобиля до 2 тонн. Так как на заводе в то время совершенно не применялась сварка, задняя балка моста была задумана в виде кованого банджо. Такую поковку пришлось заказать на стороне. Постройка двух экспериментальных образцов сильно затянулась, и первый экземпляр поспел только к началу первой реконструкции завода.
Железнодорожный состав с готовой продукцией завода АМО, 1928 г.
В какой-то мере история жизни конструкторского отдела была связана с его переездами. Первый переезд, кажется, был в 1927 году. К этому времени достроили здание заводоуправления и на третий этаж в большой зал въехали конструкторы оснастки – начальник Анатолий Борисович Френкель и конструкторы автомобиля. Первоначально начальником второго отдела был Б.Д. Страканов, впоследствии назначили Т.И. Эскина. Под залом конструкторов поместили новую столовую. В полуподвальном помещении как был, так и остался расширившийся отдел главного металлурга. Были ещё мелкие службы. Например, на четвёртом этаже, под куполом, разместили библиотеку.
В конструкторский отдел стали поступать новые инженеры: А.И. Скерджев, Г.Г. Михайлов и А.П. Зигель. Как-то отделу дали для ознакомления 2-тонный грузовой автомобиль Mercedes, и мне потом предложили по подобию спроектировать задний мост. Для меня эта работа была очень полезна, так как конструкция содержала много элементов, штампованных из листа. А. Скерджеву поручили спроектировать коробку передач современной конструкции. Но дальше общих видов дело, конечно, не пошло. Грузовик АМО Ф-15 первых выпусков в эксплуатации
Юбилейный 1000-автомобиль АМО Ф-15
Полезные приобретения
В этот период, точнее в 1928 го-ду, произошло следующее знаменательное событие. На работу в конструкторский отдел был приглашён английский инженер Ормрод. Как рассказывал Ормрод, в прошлом он главный конструктор фирмы Rolls-Royce (вероятно, не в полном смысле этого слова, так как идеологом всех конструкций был сам Ройс – чрезвычайно одарённый человек). Будучи прикреплённым к конструкторскому отделу в качестве консультанта иностранный инженер затеял несколько довольно полезных дел. Часть из них удалась и принесла свою пользу, а часть не удалась.
Из полезных удавшихся дел была организация, хоть и весьма примитивного, экспериментального отделения. Располагалось оно против старого помещения конструкторского отдела по другую сторону от въездных ворот механосборочного цеха. Там разбирали грузовой Mercedes, туда приезжал для осмотра нами вездеход «Ситроен-Кегресс», там собирали задние мосты конструкции Е.И. Важинского к 2-тонным машинам АМО. До организации этого экспериментального отделения на заводе вообще не было службы, где бы можно было что-либо опробовать или разобрать для осмотра.
Шасси АМО Ф-15 под бронеавтомобиль (с двойным постом управления) помогает гужевому обозу с пиломатериалами преодолеть распутицу на заводском дворе 1 ГАЗ
Вторым удачным мероприятием было назначение А.В. Муращенко заместителем начальника ОТК завода. Ормрод считал, что эта служба должна быть укреплена инженером, понимающим толк в конструкции, собирающим сведения о качестве производства и о рекламациях. А.В. Муращенко в этой должности проявил себя талантливым работником и принёс заводу впоследствии огромную пользу.
Ещё одним начинанием было разделение конструкторского отдела на конструкторов-проектировщиков и на бюро рабочих чертежей, т. е. службу, ведающую всеми текущими вопросами, связанными с чертежами, начиная от копировки и кончая проведением изменений в цехах, хранением калек и т. п. Начальником этого бюро был назначен В.А. Чага. Тогда же в этом бюро появилась Марсель Марковна Тасье и первые девушки-копировщицы. При дальнейшем росте завода, при переходе к иным моделям это бюро тоже оказало большое подспорье.
Испытания автомобилей АМО Ф-15 (на машинах стоят временные кузова под балласт)
Неудачным, и частично по моей вине, мероприятием была идея инженера Ормрода избавиться от бензобака АМО Ф-15, расположенного сзади шасси. Когда я поступил на завод, то подача горючего осуществлялась при пуске по старинке, путём накачки воздуха в бак ручным насосом, а далее давлением выхлопных газов из одного цилиндра двигателя. Ввиду капризности и сложности этой системы затем перешли на модную тогда схему бензоподачи при помощи «вакуумаппарата», т. е. на малый бачок, крепившийся на передний щиток выше карбюратора. Этот бачок находился под разрежением во всасывающем коллекторе. За счёт разрежения бензин насасывался в малый бачок из основного бака. Автоматизированные клапаны держали уровень в малом бачке в некоторых пределах. Вакуумаппараты были импортными. Ормрод решил, что на передний щиток надо перенести весь основной бак.
Опытный автомобиль АМО грузоподъёмностью 2 т
Поскольку я знал удовлетворительно английский язык, работа была поручена мне. Она оказалась непростой. Места было мало. Мешала рулевая колонка, а главное неудобство порождалось уплотнением подкапотного пространства, о котором уже упоминалось выше. С умным советом в части уплотнения, помню, мне тогда помог Е.И. Важинский. Но где-то в размерах нового щитка или бака я ошибся, и когда дело дошло до сборки, то узлы не вставали на место. Ормрод меня очень стыдил, да и без того мне было не по себе. Думаю, это повлияло и на престиж Ормрода. Кстати, случилось это в конце производства АМО Ф-15 и под самый конец ориентации на Европу.
Незадолго до этого группа во главе с И.А. Лихачёвым ездила в США, и в один прекрасный день в экспериментальном помещении появился привезённый оттуда 2,5-тонный грузовой автомобиль с фирменным знаком Autocar на хромированном радиаторе. На заводе гальваническое покрытие было в диковинку, и грузовик впечатлял. После разборки образца выяснилось, что американская машина практически вся была собрана из покупных агрегатов, т. е. фирма была далеко не самодостаточной. Но в отрасли уже определился новый курс на американскую автоиндустрию как наиболее передовую. В конце 1920-х на заводе появились американские специалисты, и в жизни завода и конструкторского отдела начинался новый этап...
Готовая продукция покидает завод
Источник: http://www.gruzovikpress.ru
Набрано с рукописного оригинала, редактирование и подбор фотографий Максима Шелепенкова